6.     ...И еще одно объяснение автора

 

Автор научно-популярной или, тем более, научной книги вовсе не обязан задумываться о возможных духовных (не культурных, а именно духовных в аскетическом смысле слова) последствиях чтения своего труда. Но автор-христианин и, тем более, священник — обязан. Поэтому я задумываюсь.

Многократно читая у святых отцов слова вроде той цитаты из св. Максима Исповедника, которая вынесена в эпиграф ко всей книге, лично я никогда не сомневался, что писать о наиболее трудных для современного человека аспектах христианства всегда безопаснее, чем не писать. Но здесь я хотел бы немного обосновать свою точку зрения, ответив на некоторые из аргументов, которые приходилось слышать или читать в разное время. Буду отвечать в порядке возрастания (разумеется, лишь с моей точки зрения) их разумности.

1. — Ты выдаешь за аскетическое учение Церкви те настроения, которые явились в ней лишь как временная реакция на крайний упадок нравов Римской империи.

— Покажите мне святого отца, у которого было бы другое учение (то есть такого, который считал бы, что похоть плоти может не быть грехом). Пока что послушайте из ближайшего к нам по времени преп. Анатолия Оптинского (из писем 1876 и 1884 гг.):

«<...> всякая девица, посвятившая себя Богу, есть невеста Иисуса Христа, есть подобие Самой Божией Матери... <...> А ты, наша Н., хочешь поменять наш высокий монашеский жребий на минутную сладость, приличную зверям, скотам и прочим животным!.. Какая же ты, Н., чудная! Впрочем, я знаю, и очень знаю, что ты воюешь против искушения. <...> Воюй же, воюй, добрая наша подвижница, и Господь причтет тебя к мученическому лику!». А вот другое письмо: «Что ты согрешаешь помыслами, за это Бог простит, когда каешься; а вот когда скорбишь, зачем не променяла Сладчайшего Иисуса на мужика, за это потерпишь. Ты все представляешь, как муж кормил бы тебя блинами и тыквою, а обратной горькой стороны не хочешь видеть. И будто у мужа, какой бы он ни был, больше сокровищ и наслаждений, чем у Творца неба и земли? Не ропщи!»[1]

 

2. — Не боишься ли ты, что христианская молодежь не будет вступать в брак, и тогда род христиан прекратится?

— Вот уж этого боюсь меньше всего. Отвечу словами св. Амвросия Медиоланского на аналогичный упрек:

 

«Ты, говорят, учишь девству и склоняешь (к нему) очень многих. О, если бы меня изобличили в этом преступлении, о если бы подтвердилось воздействие столь великого проступка! Я не побоялся бы презрения в том случае, если бы узнал, что мои убеждения произвели воздействие. <...> И я боюсь только, как бы не оказалось, что я окружил себя льстецами, которые превозносят меня чуждыми мне похвалами».

(О девстве 5, 25; пер. А. Вознесенского с изм.).

 

3. — Те христианские супруги, которые видят несоответствие своего брака Новому Завету, могут приходить в безнадежие и терять ориентиры для духовной жизни (говоря по-современному, у них может выработаться комплекс неполноценности).

— Если эти супруги вступили в брак, нуждаясь в том исцелении душ, о котором писал св. Иоанн Златоуст, то они-то как раз наиболее нуждаются в ясном указании христианской цели брака. В противном случае они не смогут узнать, в чем должно состоять лечение — а тогда и не будут лечиться, и уже только тяжелейшие внешние скорби, заставляющие забыть о многих суетных увлечениях или лишающие средств для того, смогут им помочь избежать погибели.

4. — Монашество сейчас испортилось, а брак — он всегда брак. Так что лучше и безопаснее призывать всех к христианскому браку.

— Монашество может и «испортиться», но христианский идеал жизни девственной — это не «монашество», а Новый Завет. Поэтому за него можно не беспокоиться; он найдет для себя подходящие формы при любых условиях жизни христиан. Тех же, кто не может его вместить, нужно призывать к христианскому браку — об этом нет никакого спора; но к браку именно христианскому, а не к блуду под венцом.

5. — Зачем возлагать бремена тяжкия и неудобоносимыя, когда люди сейчас не могут даже просто держаться православной догматики? Разве не можем мы, за отсутствием других добродетелей, спастись хотя бы хранением истинной веры (как о том писал в своем Завещании св. Марк Ефесский)?

— Православная вера начинается как раз с аскетики. Одно дело, если мы чего-то и даже почти ничего не исполняем по немощи, стараясь, тем не менее, сколько есть сил. Другое дело, если и не хотим исполнять и даже знать о том, что следует исполнять: путей Твоих ведети не хощем (Иов 21, 14). Если мы не стараемся узнать, как нам следует быть в повседневной жизни, Бог тем более не даст нам уразуметь тайны веры, и догматические формулы так и останутся для нас диковиными логическими узорами. А те, кто любят догматы лишь как нечто красивое или нечто привычное, в догматических спорах могут всерьез рассчитывать только на роль зрителей.

6. — Может быть, кому-то эти знания о монашестве могут быть полезны духовно, но не в этом должна состоять главная часть проповеди христианства. Возьмем в пример св. Иоанна Златоуста: почти все его проповеди обращены к обыкновенным людям, а не к аскетам.

— Это уже не звучит возражением собственно на мою книгу, так как ее станут читать лишь те, кто уже заинтересовался монашеством. Но на это возражение стоило бы ответить, если его переформулировать: к кому сейчас в первую очередь должна быть обращена христианская проповедь — к потенциальным ли монахам или к потенциальным мiрянам вроде тех, к которым обращался св. Иоанн Златоуст. Очевидность говорит в пользу второго: чтобы заводились монахи, нужна среда, а среда — это «нормальные» прихожане... условно говоря, сначала приход, потом монастырь. Но я думаю, что это заблуждение.

Христиане такого типа, как те, к кому обращался св. Иоанн Златоуст, могли составлять подавляющее большинство только в условиях христианской Империи. В видимые границы Церкви их загоняет сила обычая и государственного строя, и только затем уже начинается собственное дело Церкви — пытаться их самих или хотя бы их детей и внуков воцерковлять внутренне. Рушится христианское государство — и инерции традиции едва хватает на несколько поколений. Добровольно же эти люди пойти в Церковь даже не догадаются. У Церкви остается только один путь, если она непременно хочет «работать с массами»: коль скоро паству теперь некому загонять в церковную ограду, нужно ее заманивать. А как заманивать? И этот путь не нов: помогать людям, какие они суть, а не пытаться их изменить. Выражаясь более прямо — потакать их страстям: от желания утешения (эмоциональной «разрядки») без покаяния до решения их жизненных проблем с помощью рынка товаров и услуг под условным названием «Православие» (специальная икона, чтобы не украли машину, «охранный пояс», чтобы не «сглазили»... наконец, специальный «духовник», чтоб совсем уж ничего не надо было соображать самому).

Но истинная Церковь не «работает с массами». Это для государства существуют «массы», а для Церкви — только отдельные люди. Поэтому после крушения христианского государства «массы» неизбежно отходят от Церкви — как не было их в ней прежде создания христианского государства. Проблема воцерковления народов отпадает сама собой (если мы не говорим о рынке под видом Церкви, который занят только формированием собственного потребителя, но предпочитает называть это «проповедью»). Церкви же ничего не остается, как сосредоточиться на тех, кто оказался способен, с помощью Божией, придти к ней сам — в результате собственного сознательного выбора истинной веры, а не каких-либо ее второстепенных или вовсе ложных атрибутов. А с такими людьми просто невозможно обходиться разбавленными версиями христианства. Им нужно прямо сказать, в чем состоит христианская вера, и не бояться, к каким конфликтам это может привести с нашим пониманием житейского счастья. Таких людей даже просто опасно дезориентировать: в отличие от других, которым, какую цель ни указывай, они на самом деле не пойдут ни к какой, эти — пойдут. Поэтому цель должна быть указана с самого начала и с возможной точностью — и именно та, которую указал Спаситель: аще хощеши совершен быти...

7. — Наконец, еще одно возражение, на которое мне ответить труднее всего, но, может быть, всего необходимей: у людей, раздумывающих о принятии христианства, создается впечатление, будто надо сразу решать становиться монахами, — а иначе все равно ничего не получится. Поэтому многие, не чувствующие достаточной решимости, сразу отступают и ищут какой-то, пусть менее совершенной, но зато более доступной веры.

— Этот страх совершенно ложный. Решимость к монашеству вовсе не нужна для того, чтобы начать христианскую жизнь. Более того: та решимость, хотя бы и к монашеству, которая достигается простым усилием воли или складом характера, еще далеко не имеет того качества, чтобы дать своему обладателю хоть немного коснуться монашества истинного. Скорее, напротив, — она очень легко может вызвать иллюзию прочности там, где прочности нет. Истинная прочность монашеского призвания — это дар Божий, а вовсе не усилие собственной воли и даже не природный склад характера (последний тоже можно считать даром Божиим, но, в отличие от призвания к монашеству, вовсе не вышеестественным). Все дары Божии, которыми вводимся мы в Царство Небесное, даруются в Церкви, — и только в числе этих даров может быть получено истинное призвание к подвигу мученичества (ради которого мы и принимаем Крещение — в смерть Христову: Рим. 6, 3) или добровольного мученичества, каковым является монашество. А пока мы вне Церкви, решимости или нет вообще, или она дурного качества — помышления бо смертных боязлива, и погрешительна умышления их (Прем. 9, 14).

 

Я закончу словами одного праведного иерарха недавнего прошлого, которые вполне объясняют если не научную, то богословскую сторону моего интереса к теме этой книги:

«Все современное мнимо-научное “православное” богословие, в большей или меньшей степени, уже пропитано духом протестантского либерализма, модернизма, скептицизма и критицизма. А особенно характерно для него отталкивание от подвига христианской жизни, состоящего по учению Слова Божия и Святых Отцев в непрестанной борьбе со страстьми и похотьми. Более же всего ненавистно ему девство, как высшая степень этого подвига. <...> Во всем этом нельзя не видеть подрыва устоев подлинного православного христианства, поскольку учение о девстве, как о высшем равноангельском состоянии, проходит красной нитью через все учение Слова Божия, через всю жизнь и творения великих Отцов Церкви и подвижников, признанных Церковью святыми. Это — уже отступление от Православия, это — яд измены нашей святой вере, тем более опасный, что преподается он весьма искусно подмешанным к здоровой духовной пище, и остается неприметным для представителей современного расцерковленного общества, утратившего здоровый духовный вкус».[2]

 

 

В. М. Лурье — он же иеромонах Григорий

Российской Православной (Автономной) Церкви

Благодарности

 

При работе над темами, объединенными в эту книгу, автор пользовался помощью многих людей и одной организации — Российского гуманитарного научного фонда (в книгу отчасти вошли материалы работы над проектом № 97-03-04216 «Византийская патристика: очерк параллельной истории богословской мысли и аскетических учений и практики»). Что касается людей, то здесь хотелось бы перечислить поименно: супругов Михаила и Марину Данилушкиных, А. Г. Дунаева, А. В. Маркедонова, А. В. Муравьева, А. С. Шишкина, иеродиакона Феофана (Арескина), О. В. Митренину, Т. А. Сенину, иером. Василия (Grolimund), С. Б. Чернецова, Dr. Wendy Mayer, Prof. Francis I. Andersen, Rev. P. Michel van Esbroeck, s.j., Rev. P. Ugo Zanetti, s.j., Rev. P. Domingo Ramos-Lissón, o.p., — а также слушателей моих лекций по патрологии, читавшихся в разных учебных заведениях с 1990 по 1997 г.

Этой книги не могло бы появиться без помощи сотрудников Межбиблиотечного абонемента Российской Национальной библиотеки, особенно Т. А. Жаровой, Л. Д. ....., В. Н. Красиковой и В. Н. Дворецковой.

 

О СЕРИИ

 

Серия «Богословская и церковно-историческая библиотека» открывается под моей редакцией. В качестве редактора я выступаю лично, без какого бы то ни было права представлять ту или иную церковную или общественную организацию. Для публикации в серии я буду отбирать те произведения, содержание которых мне кажется актуальным для церковной жизни именно в настоящее время. Это не означает, что я во всем согласен с каждым из авторов, представленных в серии.

Со всеми предложениями и вопросами относительно серии просьба обращаться непосредственно к редактору по электронной почте:

editor@vertograd.com.ru или alektor@infopro.spb.su

 

или по обычной почте:

 

Россия 194352, С.-Петербург, а/я 16

В. М. Лурье.

 

В. М. Лурье