Две заметки про церковное управление:

Часть 2. Лидерство в ИПЦ

 

Кто они, все эти люди — те люди, которые становятся в ИПЦ лидерами того или иного уровня, от приходских активистов и активисток до епископов? Кто они по своему психологическому складу, и какое у них понимание того, куда они пришли?

Зная об ИПЦ только понаслышке, обычно предполагают, что это отчасти люди идейные, а отчасти — всякие примазавшиеся вырожденцы, которых, теоретически, надо выводить на чистую воду. В реальности структура намного сложнее, то есть разнообразней.

 

1.       Идейные

 

Начать с того, что даже идейные бывают двух типов: способные формулировать идеи и способные только принимать их или отвергать.

В идеале все лидеры должны быть идейными и относиться к одному из двух этих типов. Причем, тех, кто формулирует идеи, хотя бы даже на уровне кружка из нескольких человек, не должно быть особенно много — не более нескольких процентов. Больше их, впрочем, и неоткуда взять. Их должно быть не больше, чем в тесте дрожжей. Само тесто состоит из людей, которые сами сформулировать не могут, но могут понять, кому из формулирующих можно верить — будь то из авторитетов прошлого или из современников, а также будь то из глав юрисдикций или просто из ближнего круга знакомых. Эти люди выбирают правильные идеи, руководствуясь только аскетическими критериями. Что совсем не мало: без аскетических критериев не сработают и все остальные критерии, более интеллектуальные.

Те и другие лидеры, можно сказать, понимают, куда пришли, пусть и в разной мере. Психически они могут быть и не беспроблемными, но, во всяком случае, должны сохранять способность к логическому мышлению и к эмпатии (одно не менее важно, чем другое), а также не быть сильно подверженными параноидным страхам [если тут у меня проскочили непонятные слова, то читающие в интернете могут воспользоваться гуглем]. Таких людей мы обычно и считаем психически здоровыми.

Именно такие люди и являются, в настоящем смысле этого слова, носителями убеждений. Правильных или нет — другой вопрос, мы его в данном случае не рассматриваем. Но, во всяком случае, это именно их убеждения, и они готовы дать в них отчет. Именно такие люди, если они верующие, заражают собственной верой.

Казалось бы, в ИПЦ, куда почти не идут церковные карьеристы, таким лидерам должно быть раздолье. ИПЦ должна стать для них идеальной экологической нишей, куда нет доступа их естественным врагам, хищникам карьерно-бюрократического склада. Но, как часто бывает и в природе, вместо хищников приходят паразиты и разносчики заболеваний. Поговорим о тех и других.

 

2.       Паразиты

 

Паразиты — они же и разносчики заболеваний. Поэтому тут скажем о паразитах, а ниже — о заболеваниях, которыми они заражают тех, кто принадлежит к ИПЦ на вполне добротных основаниях.

Характерные для ИПЦ паразиты живут за счет того, что для ИПЦ специфично. Это малые размеры церковных организаций и отгороженность от остальных номинально православных юрисдикций. Это всегда привлекательно для тех, кто готов быть первым парнем на деревне, коль скоро не может стать таковым в городе.

 

2.1. «Экономические батюшки» (и не только батюшки)

 

Вообще говоря, самый известный тип «православного паразита» — поп-барыга. Для официального православия он характерен всегда, а для ИПЦ – только там, где появляется солидная собственность. В Греции это кое-где бывает, но в бедных российских ИПЦ этого нет нигде. Поэтому данный тип паразита нехарактерен: для него нужна экономическая база, а ее нет. Но он все равно водится. В двух российских ИПЦ даже поставлены эксперименты по захвату власти людьми подобного типа, причем, один эксперимент возглавляется епископом (успешным представителем того самого типа попа-барыги) и идет довольно уверенно.

Замкнутость церковных организаций не позволяет развернуться в таких масштабах, какие привычны для барыг государственных церквей, но это отчасти компенсируется высокой рентабельностью экономической деятельности: ведь не приходится делиться с епархиальным начальством и, что, пожалуй, даже важнее, оглядываться на интриги завистливых церковных барыг-конкурентов. Поэтому для кого-то церковный бизнес в ИПЦ — вполне рациональное и приемлемое решение.

Но тут надо понимать: если подобные люди добьются успеха, то это приведет к изоляции их сферы влияния от жизни остальных ИПЦ. С точки зрения ИПЦ, можно сказать, что такая организация попросту отомрет. Примеры такой изоляции отдельных коммерчески успешных епископов ИПЦ мы видим в Греции: она вынуждает их пускаться во всевозможные церковные аферы, связанные с необходимостью покупать для пущей «соборности» дополнительных проходимцев в епископском сане, но сами такие епископы-«олигархи» превращаются в глазах истинно-православных христиан в персоны нон-грата.

Повторим все же, что пока что для российских ИПЦ даже такое скромное развитие «экономических» церковных проектов маловероятно. Если оно и будет, то в самых скромных масштабах.

У паразитов-барыг есть и другая положительная черта: они не заразны. Их пороки требуют определенных коммерческих способностей, которые не передаются в процессе церковного общения и всегда являются, как и прочие особые способности, достоянием довольно немногих.

При церковной оценке деятельности барыг важно контролировать, главным образом, два параметра: насколько они переходят границы канонически дозволенного и насколько они влияют на стратегический курс той организации, в которой пребывают (они могут плохо влиять на этот курс, даже ничего канонически не нарушая). Нельзя допускать ни того, ни другого, и тут при необходимости нельзя останавливаться перед жесткими мерами. Но еще важнее, пожалуй, при общении с такими людьми никогда не начинать с ними общаться так, как общаешься с верующими. Речь не идет о том, чтобы как-то судить их или рассуждать об их совести (это дело Божье, а не человеческое), а о том, чтобы просто помнить, по каким правилам нужно предсказывать их поведение. Правила тут просты: никогда не слушать, что они могут говорить о своих мотивах, а точно смотреть, где они могут увидеть для себя практическую выгоду. И заранее знать, что в направлении выгоды они побегут сами не только без всякого дополнительного стимулирования, но даже и вопреки прямым запретам, а всякие движения в сторону того, что они сочтут экономически невыгодным, будут саботироваться.

В церковных организациях людей такого типа можно считать наемниками, которые мало чем отличаются от каких-нибудь наемных рабочих, нанимаемых для починки крыш или отопления. Правда, в отличие от рабочих, они причащаются или даже имеют священный сан. Но это до тех пор, пока не будет формальных оснований, чтобы с ними расстаться. Но пока с ними не расстались – никогда их нельзя принимать за «своих», несмотря ни на какие их речи и подхалимское поведение.

 

2.2. Патологические лидеры

 

По-настоящему привлекательны малые и относительно закрытые социальные группы вовсе не для барыг, а для людей, стремящихся к самореализации на основе своих психических патологий. При этом они могут быть, в какой-то мере, также и барыгами, но их поведение в целом не будет экономически рациональным: если это барыги, то такие, которые иногда делают в бизнесе безумные поступки, а не просто ошибаются в расчетах.

Все описанные ниже патологии характерны также для «мирового православия», но там они возможны (и достаточно часто возникают) только на локальном уровне и только там, куда не достигают либо глаз, либо хотя бы только руки центрального начальства. В ИПЦ, напротив, такие группы могут доминировать в пределах юрисдикции или даже полностью ее поглощать.

Психические патологии в группах всегда заразны, увы. Само заболевание окружающим не передается, но может так на них воздействовать, что, находясь в рамках группы, они ведут себя, как больные. Это может заходить очень далеко, и психиатрия знает удивительные примеры вплоть до коллективных галлюцинаций. Но все же обычно все ограничивается стандартными типами зависимости. Этих типов два. Чтобы не перегружать эти заметки медицинскими терминами, я обозначу эти типы зооморфно: лидер типа «индюк» и лидер типа «хорек». Вокруг них создаются два разных типа патологических групп (см. об этих типах, в связи с ситуацией в ИПЦ, мою статью «Классификация ИПЦ: история и перспективы»).

Лидер типа «хорек» обычно выступает с крайне строгой «ревнительской» идеологией, а в действительности руководствуется своими параноидными страхами. Это значит, что он боится своей собственной агрессии, от которой, разумеется, никуда не может уйти, но ищет облегчения (и отчасти получает его), проецируя ее вовне. Он принимает свою собственную агрессию за чужую, ищет источники ее не внутри себя, а вне, и старается, — в том числе, собирая вокруг себя людей, — от этой мнимой внешней агрессии защититься. Создаются такие группы, в которых личный вес лидера не столь уж велик, но которые стоят в самой резкой оппозиции ко всему внешнему миру. Все вокруг — враги и предатели православия. Критическое отношение к лидеру в таких группах в порядке вещей, никакого культа личности не возникает, но вот беда: главного параноика критикуют с таких же параноидных позиций. И дальше срабатывает еще один психологический механизм, всегда вызывающий дробление подобных групп: неизбежно враги обнаруживаются не только вне, но и внутри; дальше, само собой, они изобличаются, и происходит очередной раскол. Причина неизбежности появления внутренних врагов в том, что созданное параноидными страхами напряжение сначала спадает в момент изначального обособления такой группы, но потом все равно постепенно нарастает. Возникает потребность снова от кого-нибудь отгородиться и защититься. Тут хочешь-не хочешь, а придется раскалываться.

Типаж лидера-«хорька» — подозрительного, трусливого, но очень злого — в таких группах поневоле культивируется и репродуцируется.

Если такая группа уже сложилась, то реальных средств на нее воздействовать изнутри не остается. Но обычно юрисдикции ИПЦ не вполне однородны, и даже там, где больше всего власти получает подобная группа, могут быть относительно здоровые оазисы. Им будет достаточно трудно не заразиться общим настроем; спасти тут может только большое расстояние и слабость взаимодействия со своим церковным центром. Перспективы церковного развития тут возможны только либо при отделении подобных «оазисов» от своих центральных церковных властей, либо при возможности насильственного подавления активности «центра». Иными словами, если лечение возможно, то только хирургическим путем.

Лидер типа «индюк», напротив, никогда не позволяет себе никакого религиозного фанатизма. Его действительная цель — удовлетворение запросов своего «грандиозного Я»: псевдо-личности, требующей для себя абсолютного превосходства во всем. Главных средств такого удовлетворения два: абсолютный контроль надо всем, что контролируется, и обесценивание (то есть признание ничтожным и не заслуживающим внимания) всего, что не контролируется. Главный принцип деятельности соответствующей организации — угождение лидеру, всегда капризному и никогда не способному руководствоваться никакими идейными принципами. Поэтому конфессионального ригоризма тут ждать не приходится. Обычной становится противоположная проблема: следования хотя бы тем, далеко не самым строгим, принципам, которые уже провозгласили. Обычно подобные лидеры не только их нарушают, но и не всегда способны воспроизвести вслух без ошибок (отсюда типичные скандалы из-за их каких-то «неосторожных» слов: в разных аудиториях они всегда говорят разное, но потом иногда кто-нибудь их на этом ловит).  Когда реально все зависит от умения польстить лидеру, по всем прочим критериям церковная организация становится крайне разболтанной и непоследовательной. Например, становится невозможным последовательное соблюдение границы между ИПЦ и «мировым православием» (к таинствам ИПЦ допускают кого попало).

Культ личности цветет в полной мере, но зато после организаций «хорьков» на организациях, созданных «индюками», глаз отдыхает: все тихо, благостно, никто ни с кем не собачится.

Если вокруг лидера-«хорька» группируются люди, которые сами в какой-то мере не чужды «хорьковства», то «индюк» может быть только один. Те, кто формируют его ближайшее окружение, — это люди с противоположными психическими патологиями: для психического склада «индюка» характерен садизм, а для них – мазохизм. Садистическо-мазохистические связи очень прочны, и поэтому подобные группы стабильны и совершенно не склонны к расколам. Они образуют жесткое ядро соответствующей юрисдикции, которое сохраняет контроль над юрисдикцией, несмотря на постоянное некоторое напряжение с ее периферийными частями и даже несмотря на отдельные резкие конфликты с теми, кто не поладил с центральной патологической группой.

Лечебный прогноз относительно подобных групп гораздо менее благоприятный, чем относительно патологических групп первого типа. Если там некоторые шансы давало хотя бы хирургическое вмешательство, то здесь эти шансы сохраняются только для периферии юрисдикции, но не для ее жесткого патологического ядра. В случае изъятия лидера, это ядро сможет существовать лишь в условиях, приближенных к интернату для инвалидов, требующих специального ухода.

Таковы, вкратце, основные типы наших церковных паразитов. Переходим к инфекциям, которыми заражаются изначально нормальные люди, соприкоснувшись с подобными патологическими группами.

 

3.       Инфекции

 

Воздействие патологических лидеров проявляется, первым делом, на патологической аудитории — особо склонной к параноидным страхам или мазохизму. Но такую аудиторию не надо заражать, она уже сама подбирается к подходящему лидеру. А сейчас поговорим именно о процессе заражения.

Заражение происходит тогда, когда соблюдаются два условия, а не одно: не только имеется инфекция, но и у здорового организма снижен иммунитет. Отчего же иммунитет может быть снижен?

Число возможных причин, скорее всего, бесконечно, но нам важны только те, которые встречаются часто, и поэтому влияют не только на судьбы отдельных людей, но и на судьбы церковных групп. По моим наблюдениям, таких причин две.

Первая причина действует для небольшого количества людей, но эти люди бывают очень важны в церковных структурах. Она имеет некоторое отношение к психиатрии, так как идет речь о специфическом типе личности или даже (если эта особенность выражена сильнее) о заболевании — обсессивно-компульсивном расстройстве. Люди такого типа встречаются не очень часто и не очень редко, но обычно выполняют важные функции в том обществе, где они смогли адаптироваться.

Эти люди очень любят порядок, им важно соблюдение каких-то им (часто только им) понятных правил — настолько важно, что при их нарушении они испытывают психологические страдания, сопоставимые с дискомфортом от физической боли. На таких людях часто оказывается делопроизводство и функции учета. Они, в принципе, не склонны к мазохизму, не заинтересованы в поддержании какого-либо культа личности и не подвержены параноидным страхам. Окружающие обычно считают их нормальными. И действительно, в здоровом коллективе они и функционируют как нормальные. Но: патологические лидеры (любого типа) могут поймать таких людей на их любви к порядку и законности. Поймать — и очень крепко запутать. Чтобы их запутать, достаточно создать у них иллюзию, будто, согласно каким-то авторитетным для них правилам, они должны обслуживать такие-то интересы такой-то группы. Создание этой иллюзии бывает делом случая или делом техники — неважно. Результат тот, что патологическая группа получает на довольно значимых местах (в том числе, на местах епископов) людей с очень хорошей репутацией, причем, вполне заслуженной. Эти люди честные и, в бытовом смысле, не «сумасшедшие». Через них влияние патологических лидеров усиливается как звук через мощный динамик. Они закрывают собой грубые патологии своих шефов.

Вторая причина действительна для всех подряд. Она напоминает о видении сетей диавольских Антонию Великому, который услышал, что избежать их можно только смирением. Патологии возникают тогда, когда лидер (реальный, вполне добротный) поднимается выше уровня своей компетенции.

Для психопатологических юрисдикций такое движение кадров является правилом, так как их патологические первоиерархи чувствуют, что так они могут получить манипулируемую «соборность». Но для всех остальных юрисдикций такое движение кадров тоже является правилом, увы; дай Бог, чтобы в «нормальных» юрисдикциях хотя бы этот разрыв — между уровнем ответственности и компетентностью — был хотя бы поменьше. Кадровый голод во всех юрисдикциях ИПЦ выдавливает наверх всех мало-мальски пригодных хоть к чему-нибудь. И это создает соблазн. Если его не создавать специально, то он не будет достигать таких масштабов, как в обиталищах «индюков» и «хорьков», но он все равно останется сильнейшим искушением.

Психологический механизм такой. Человек привык к определенному уровню ответственности и принятия решений. Он уже показал, что хорошо тут справляется. Его перемещают выше, где он уже справляться не будет. Тут бы ему это понять и отказаться. Иногда так и делают. Но часто так не делают — или потому, что не понимают, или потому, что и отказаться нельзя (последнее особо относится к психопатологическим группам). Вообще говоря, карьерный рост выше уровне собственной компетенции — это известный бич всех бюрократических структур; он может быть остановлен только там, где есть специальные контрольные механизмы. В ИПЦ с такими механизмами плохо. Единственный эффективный механизм — народный контроль: какие лидеры для народа авторитетны, а какие нет. Но это слишком широкое сито, в которое пролезают слишком крупные камни. Как правило, народ легко соглашается и даже рад епископской хиротонии человека, который был известен как хороший священник, но который может быть очень плохим епископом. И так вот получается, что люди оказываются на таких вершинах, откуда они могут только упасть. К счастью, есть немало людей, которые это понимают и стараются стоять неподвижно — чтобы, по крайней мере, ничего не испортить. Если такие люди становятся епископами, то они не приносят вреда и могут приносить ограниченную, но пользу.

Но ведь некоторые и не понимают. И тут мы видим, как хороший человек «портится». Обычно вспоминают в таких случаях разные народные мудрости о том, что «власть развращает», но, по сути дела, развращает собственная гордость, а не власть. Это уже не область психиатрии, а область аскетики. Психопатологические группы отличаются только тем, что их лидеры сознательно эксплуатируют развращение властью как способ управления: они дают маленькие кусочки власти тем, кто остается от них зависимым.

Борьба с обоими видами психической инфекции возможна только в рамках борьбы с патологией группы. Но если группа не патологична, то эффективное средство профилактики некомпетентного лидерства — открытость всех уровней руководства для критики. Лидер любого уровня должен знать, что с него будут спрашивать не только вышестоящие начальники, но и те, кто по иерархии ниже или на том же уровне. В условиях ИПЦ это вполне достижимо.

Подводя итоги, скажем так, что есть две группы особого риска подхватить психическую инфекцию: это люди с обсессивно-компульсивной акцентуацией или расстройством и все вообще лидеры, которые склонны преувеличивать свои способности.

(А кто, будучи лидером, не склонен? «Антоний, себе внимай!»)